Панические сводки о всемирной эпидемии коронавируса заслоняют собой другой важный феномен. Сейчас, активированная этой пандемией, в мире вспыхнула грандиозная битва между двумя методами социального управления.
Имеются в виду автократия и демократия. На всякий случай поясню разницу.
При автократии (монархии или диктатуре) власть стремится полностью контролировать граждан — обычно силовыми, мягкими или жёсткими, репрессивными средствами. Правда сейчас, в эпоху сетей, силовые методы дополняются индоктринацией — тотальной идеологической пропагандой, которую в популистской терминологии именуют зомбированием.
При демократии, напротив, граждане контролируют власть, используя для этого выборы, электоральные циклы, что, разумеется, не всегда эффективно, поскольку в рамках той же индоктринации выбор избирателей зачастую жёстко предопределен.
Началась эта грандиозная битва более 450 лет назад Нидерландской революцией XVI века и с тех пор, несмотря на некоторые отступления, например на короткую “эпоху фюреров” между двумя мировыми войнами, демократический ареал, пусть медленно, но неуклонно теснил автократии.
К концу ХХ века государства с демократической формой правления стали явно преобладать, и знаменитый американский футуролог Фрэнсис Фукуяма даже заметил, что демократия в мире победила полностью и окончательно: немногочисленные ныне автократические режимы начали стыдливо драпироваться, называя себя народными демократиями, или национальными демократиями, или суверенными демократиями, или экзотическими терминами типа джамахирии.
И вот сейчас, в связи с пандемией коронавируса, маятник двинулся в обратную сторону. Власти практически всех затронутых эпидемией стран начали принимать чрезвычайные меры по ограничению гражданских свобод: свободы передвижений, свободы собраний, в том числе политических, свободы слова, свободы деятельности.
В принципе ничего особенного в этом нет. Всем понятно, что в чрезвычайных ситуациях требуются чрезвычайные меры, и граждане даже самых демократических государств обычно соглашаются на такие ограничения ради преодоления кризиса. Черчилль, например, в период Второй мировой войны поднимал боеспособность Англии именно авторитарными методами. Такие же авторитарные методы использовал Франклин Рузвельт и для преодоления Великой депрессии 1929 года, и после нападения японцев на Перл-Харбор.
Другое дело, является ли нынешняя пандемия коронавируса столь же критичной для мира, как Великая депрессия и Вторая мировая война или она представляет собой, скорее, “эпидемию истерии”, аналогичную тем, что вспыхивали когда-то в средневековой Европе? Это сложный вопрос, ответ на него будет дан, вероятно, лишь через несколько лет, когда остынут эмоции и будет произведён серьёзный анализ громадного статистического материала.
Не будем пока вдаваться в данную тему, обратим внимание лишь на одну тревожную черту нынешней ситуации. Причём, обозначилась она не сегодня.
11 сентября 2001 года исламские радикалы нанесли ряд террористических ударов по Соединённым Штатам Америки, в частности, обрушены были здания Всемирного торгового центра на Манхэттене, в результате чего погибло около 3 000 человек. Сразу же после этого в США был принят так называемый “Патриотический акт”, который резко увеличил финансирование и мощность спецслужб, а также существенно расширил их права по прослушиванию и электронной слежке за американскими гражданами. Многими в Америке этот акт был расценен как явное нарушение гражданских прав и свобод, противоречащее Конституции, тем не менее акт тут же был утверждён и палатой представителей, и сенатом США, и немедленно подписан президентом Джорджем Бушем.
Америка, декларирующая себя как образец свободы и демократии, с лёгкостью отказалась от своих фундаментальных прав ради повышения уровня безопасности. Кстати, истерия и паника, которые тогда охватили Соединённые Штаты, вполне сопоставимы с нынешней паникой, порождённой эпидемией коронавируса.
Лишь через 15 лет в США был принят законопроект, вводящий сверхполномочия спецслужб в определённые рамки — это широко разрекламированный “Акт о свободе”. Однако подчеркнём важный момент: полномочия эти не вернулись полностью к состоянию 2001 года, они так и остались расширенными. С точки зрения американцев, они, по крайней мере формально, продемонстрировали свою эффективность: за истекшие полтора десятилетия крупных террористических актов в Америке не происходило.
Пример был подан.
Ничего удивительного, что при возникновении нынешней эпидемии самые разные и самые, казалось бы, демократичные страны начали принимать чрезвычайные меры, причём в объёмах, на мой взгляд, явно превышающих медицинскую необходимость. И никаких широких гражданских протестов это не вызвало. И европейцы, и россияне, и те же американцы с лёгкостью обменяли свободу на реальную или эвентуальную безопасность, обещанную им властями.
Две точки, разнесённые по времени, это уже вектор. Можно констатировать: в мире начался ощутимый сдвиг в сторону авторитарных методов управления социумом. И даже после того как с окончанием пандемии чрезвычайные меры будут отменены — скорее всего лишь частично — эффект их, несомненно, закрепится и в сознании граждан, и в действиях национальных властей. Как говорится, “ложечки потом нашлись, но осадок остался”.
Тут следует вспомнить об одной фундаментальной закономерности, на которую обычно не обращают внимания. Любая сложная развивающаяся система стремится к онтологическому абсолюту. Она стремится заполонить собою всё — вплоть до границ физического бытия. Любой биологический вид — животных, растений, насекомых, микроорганизмов — стремится к бесконечному расширению ареала своего обитания. Любая фирма прилагает усилия, чтобы её услуги или продукты доминировали на рынке. Любое государство стремится к политическому преобладанию над другими — так возникают империи и державы. Аналогично любая власть, неважно, авторитарная или демократическая, всегда будет стремиться к тотальному контролю над гражданами.
Ещё философы эпохи Просвещения поняли эту опасность, а потому и предложили разделение государственной власти на три независимых ветви, ограничивающих друг друга: законодательную, исполнительную и судебную. Таким образом, как предполагалось, может быть достигнут разумный баланс между свободами граждан и властным могуществом государства. Однако сам феномен “имперского расширения” власти от этого не исчез и при соответствующих обстоятельствах тут же начинает работать.
Весьма благоприятные условия для него создала пандемия коронавируса, ощутимо сместившая границу гражданских прав и свобод. Нет никаких сомнений, что теперь в сознание граждан будет внедряться мысль: лишь активные и чрезвычайные меры властей спасли человечество от полного вымирания, а значит, эти меры следует сохранить, по крайней мере в заархивированном состоянии, которое позволит быстро их развернуть в случае нового кризиса. И значит право властей на ограничения граждан даже в нормализованной ситуации будут психологически легитимированы.
Показателен в этом смысле проект пакета законов по расширению прав полиции, который подготовлен в России. По данным “Интерфакса”, новый закон “О полиции” даст право сотрудникам МВД на оцепление жилых домов; на ограждение мест проведения массовых мероприятий; на оцепление территорий, жилых помещений и проведения там личного осмотра граждан, их вещей и транспортных средств. Полиция также получит право
“применять оружие при попытке задерживаемого лица не только прикоснуться к его огнестрельному оружию, но и при совершении им действий, которые могут быть расценены как угроза нападения”. По слухам, российское правительство предварительно уже одобрило этот пакет — ну ещё бы! — однако официально в Думу его пока не внесли. Вероятно, ждут подходящего момента.
Возможна ли реальная, цивилизованная оппозиция власти в таких условиях? Конечно, действия правительства сейчас можно свободно критиковать в соцсетях, в этом смысле отдушина у граждан имеется, но при той оглушительной какофонии, которая там царит, ничей отдельный голос практически невозможно расслышать. Брюзжание в интернете не может заменить собой физического протеста — мирных демонстраций и митингов, которые, как показывает практика последних лет, только и способны подвигнуть власть к каким-либо позитивным действиям. Более того сами интернет-технологии становятся орудием официального властвования.
Есть такое английское выражение: “Мой дом — моя крепость”. Оно подразумевает приватность, суверенность личного пространства человека — власть государства заканчивается у порога моего дома.
Так вот, ныне стены этой крепости рухнули. К потокам радио и телевидения, то есть государственных голосов, которыми дом был пронизан и раньше, добавились компьютеры, сотовые телефоны, планшеты, веб-камеры — гаджеты, способные собирать информацию о человеке даже тогда, когда он считает себя защищённым.
Принципиально изменилась и функция “крепостных стен”. Раньше они ограничивали государство, ставя пределы его вмешательству в частную жизнь, теперь они ограничивают собственно человека. В наши дни — имеется в виду та же эпоха коронавируса — уже государство диктует человеку, когда он имеет право выйти из дома, по каким причинам, на какое расстояние, с соблюдением каких мер. Дом становится своего рода дисциплинарным пространством. Данный термин ввёл в практику французский философ Мишель Фуко для характеристики таких социальных сегментов как тюрьма, армия, церковь, где действуют методы жесткой принудительной дисциплины. Теперь в такое же дисциплинарное пространство превращается дом.
И это ещё не всё.
Недавно Государственная Дума РФ приняла в первом чтении законопроект о создании единого ресурса сведений о гражданах. В такой федеральной базе будет содержаться информация о фамилии, имени и отчестве гражданина, дате и месте его рождения или смерти, о его СНИЛС, ИНН, гражданстве и семейном статусе. Судя по всему, как следствие нынешней пандемии, туда же могут быть добавлены и сведения о здоровье каждого гражданина РФ. Сведения, которые до сих пор считались сугубо приватными. Авторы законопроекта считают, что такая система уменьшит количество правонарушений при получении мер социальной поддержки, уменьшит количество нарушений в налоговой сфере, упростит документооборот, а также сделает более доступными многие госуслуги.
Всё — для нашего блага.
Однако, вот сборная цитата из романа Дэйва Эггерса “Сфера”, где описано подобное общество:
“Мэй, это бред и ужас… В интересах образования и безопасности всё, что человек делает, будут записывать, отслеживать, фиксировать, анализировать — и это уже навсегда… Мы оба с тобой понимаем, что если контролируешь поток информации — контролируешь всё. Контролируешь всё, что люди видят и знают. Хочешь похоронить какие-то данные — пожалуйста, дело двух секунд. Хочешь кого-то уничтожить — пожалуйста, пять минут… Помнишь, была такая Уильямсон? Она угрожала монополии “Сферы” — оп-ля, сюрприз, ФБР нашло у неё на компьютере страшные улики. Думаешь, это совпадение?.. И что тогда? Что будет, когда они возьмут под контроль весь поиск и получат полный доступ ко всей информации обо всех? Когда им станет известен каждый шаг любого человека? А все денежные транзакции, все медицинские и генетические данные, все эпизоды всех жизней, хорошие и плохие, всякое произнесенное слово потекут через один канал?”
По-моему, вывод ясен.
На данном этапе победу в исторической битве начинает одерживать автократия. Причём, базируясь на современных сетевых технологиях, она обретает форму цифровой диктатуры.
Человек утрачивает дорого завоёванную свободу и становится куклой на ниточках, всеми движениями которой руководит невидимый ей кукловод. Пока неясно, будет ли это временным отступлением или цифровая автократия воцарится всерьёз и надолго. Возникнут ли “Тёмные десятилетия цифры” по аналогии с Тёмными столетиями Средневековья. Во всяком случае, горизонты будущего становятся всё темней и темней.
Правда, замечу, что ситуация не выглядит совсем уж безнадёжной. Пользуясь метафорой, можно сказать, что здесь мы имеем дело с типовым конфликтом “снаряд — броня”. Как только усовершенствованные снаряды начинают пробивать имеющуюся броню, возникают новые сплавы, дающие, по крайней мере, временную защиту.
Так же, на мой взгляд, обстоит дело и с демократией: чтобы выжить, она должна быть модернизирована. В цифровую эпоху она должна обрести инновационную “цифровую форму”, резко повышающую её эффективность.
Как это сделать? — вот вопрос, который стоит сейчас на повестке дня.
Андрей Столяров
