Дима, привет!

Интервью с писателем Дмитрием Даниловым

Дмитрий Алексеевич Данилов — русский писатель, драматург и поэт. Автор пьесы «Человек из Подольска», романа «Саша, привет!» и многих других произведений.
На днях в издательстве «Городец» в серии «Книжная полка Вадима Левенталя» вышел трёхтомник первых романов Дмитрия: «Горизонтальное положение», «Описание города» и «Есть вещи поважнее футбола». К выходу книг редакция журнала встретилась с писателем за душевной беседой.

Мой традиционный вопрос: как ты дошел до такой жизни и стал писателем?

Это было давно, еще в юности. Мое отрочество пришлось на непростое время перестройки, и волны экспериментальной литературы. В конце 80х появилось много произведений, которые в советское время были запрещены, или просто не публиковались. Когда в 89м году пришел из армии, начал быстро наверстывать упущенное в культурном плане: читал Хармса, Мамлеева — кумира юности. Тогда же пробовал писать сам, как и многие молодые люди. Но продержался недолго: не было каких-то литературных знакомств, не куда было податься. Безуспешно стучался в журналы и на несколько лет забросил.
Второй старт у меня был уже за 30 лет. В один прекрасный вечер я сел и написал рассказ, с тех пор постоянно пишу.

Когда ты решил сделать литературу профессией, заработком?

Это разные вещи.
Когда в 2004 году в «митьковском» издательстве «Красный матрос» вышла книга «Черный и зеленый» я понял, что литература стала неотъемлемой частью жизни, что я хочу заниматься литературой. Но стараясь оставаться разумным человеком понимал, что вряд ли много на этом заработаю. Несмотря на «бум» бумажных книг, хорошо зарабатывали единицы. Как, впрочем, и сейчас. Особенно, если ты не был заточен на попсу, детективы. У меня были другие источники средств к существованию, работал журналистом, копирайтером, редактором.

И все-таки, был момент, когда ты точно понял: «Все, я — писатель»?

Не могу сказать, что была такая точка, но не забуду ключевой момент. В 2006 году у меня вышла вторая книга — «Дом десять», в маленьком издательстве «Ракета» небольшим тиражом. На свадьбе моего друга из литературных кругов, оказался Юрий Витальевич Мамлеев и я попросил меня с ним познакомить.
При знакомстве подарил свою книжку — я ходил с этими книжками и всем дарил, их буквально выдали вместо гонорара — и Мамлеев попросил оставить свой телефон. Я подписал: «Дорогой Юрий Витальевич, дарю вам свою книгу…» и в конце телефон, хотя не думал, что он прочитает, и тем более позвонит.
Прошел где-то месяц, и тут звонок с незнакомого номера: «Здравствуйте, Дима? Это Юрий Витальевич». И в течение 10–15 минут говорил, что я классный писатель, что он хочет со мной познакомиться, звал в гости. Потом у меня неделю было ощущение, что все, жизнь удалась. Это было высшее признание.

Какое произведение было первым большим романом?

Первым вышел текст «Горизонтальное положение». Я понимал, что для писателя важно наличие романа. И издатели, и сами писатели мыслят романами, так устроено наше литературное, издательское поле. Пока ты автор малой формы, тебя как бы немножко нет, хотя это очень несправедливо. Я был озабочен идеей написать роман с одной стороны, а второй идеей — произведение в дневниковой форме. И в какой-то день решил эти идеи объединить.
Каждый день я делал заметки, которые были основой романа. Точнее, сначала старался делать день в день, но у меня было не очень хорошо с организованностью и много пропускал. Это был такой автофикшн — все что там написало правда, но не все что происходило в жизни, я записывал. Писал и выкладывал отрывки в ЖЖ. Писал я ровно год. Отставание нагнал и точку поставил через 365 дней.
После поста в ЖЖ об окончании работы, мне в комментариях пишет тогда совершенно незнакомая девушка Юлия: «я редактор издательства ЭКСМО, а пришлите, пожалуйста роман». Прислал и ровно через неделю мы договорились об издании. Это Юля Селиванова, она и сейчас в Эксмо работает редактором прозы. Эту история я всегда рассказываю в ответ на жалобы молодых авторов, дескать в литературе все свои и никому не пробиться. Я начинал как мальчик с улицы.
Роман получил определенный успех, вошел в шорт-лист «Большой книги».

Не менее интересная история у книги «Есть вещи поважнее футбола». Как она писалась?

Это тоже годовой проект — у меня таких было несколько — мне хотелось написать про футбол. Не то, чтобы я был оголтелым фанатом, но футбол меня интересовал еще с юности. И этот интерес решил выплеснуть в книгу.
На идею книги меня подторкнул, как ни странно, Стивен Кинг. У него есть книга о бейсболе, в соавторстве со Стюардом О’Нэном. Они, болельщики команды «Бостон рэд сокс», в книге описали игровой сезон любимого клуба, который не мог стать чемпионом в течение 86 лет с 1918 года.
По счастливой случайности, победили именно тогда, в 2004‑м, когда писалась книга.
Тогда я понял, что надо сделать что-то похожее. Всегда был поклонником Московского «Динамо» и решил описать один игровой сезон 2014–2015 годов, посещая, по возможности, все игры. Книга мне тяжело далась, на фоне игр у меня сложные жизненные процессы проходили: два друга за это время умерли.

Были, конечно. Вещи поважнее футбола — вечны, непреходящи. Незыблемы. Надеть на себя строгое, серьезное, сероватое лицо и подтвердить в тысячный раз, что да, футбол — это так, забава, и есть вещи поважнее футбола. Или придать своему лицу веселое, бесшабашное, диковатое выражение, и поразмыслить: до чего же это идиотская и даже какая-то бессмысленная фраза — «есть вещи поважнее футбола». И, может быть, помыслить дальше: есть ли вообще что-то более или менее важное, чем что-либо другое? © «Есть вещи поважнее футбола»

Книга на самом деле пропитана глубокой грустью, и в то же время ожиданием чего-то хорошего.

Поэтому получилась такой трогательной немного. Сам ее очень люблю, хотя должен признать, прозвучала книга слабо. Попала в какую-то такую щель, между литературной аудиторией и футбольной. Для литераторов она была слишком футбольной, а для любителей футбола и фанатов — слишком литературная, им хотелось чего-то более задорного, фанатского, а она вышла рефлексирующей.

Даже исходя из идеи написания романов — я молчу про их содержание, все это полный пост-модерн. Считаешь ли ты себя пост-модернистом?

Пост-модернистом я бы себя не назвал, потому что у меня в текстах нет пост-модернистских игр, как у Сорокина, Пелевина. Меня кто-то называл гипер-реалистом, меня это определение устраивает.

Это реализм с максимальным погружением в детали?

Да, с максимальной погружённостью в наблюдение за повседневностью, я бы так сказал.

Я бы это назвал кропотливой повседневность. Идем дальше — как ты решил писать пьесы?

Первую свою пьесу «Человек из Подольска» я написал в 2016 году.

И ровно через год ее поставили?

Даже не через год. Пьеса была готова осенью 2016 года, а поставили в мае 2017. Ныне покойный Михаил Угаров. Мне захотелось освоить новые территории. На то время вышло уже несколько романов, и у меня был пример друзей: Андрея Родионова и Кати Троепольской, которые прямо на моих глазах стали востребованными драматургами. Мне понравился современный театр, и решил попробовать себя в новом жанре.

Именно современного театра?

Да, не пьесу в трех актах из жизни дворян, а ближе к современной жизни. Идею пьесы я вынашивал года три. Когда написал, опять же, не имея никаких знакомств в театральной среде, кроме Андрея и Кати, я отправил пьесу на конкурс Ремарка.
Пьеса заняла второе место, прямо с ходу. С Угаровым мы не были знакомы, мне позвонила его помощница: «Дмитрий Алексеевич, мы хотим вашу пьесу поставить. Михаил Юрьевич будет ставить». Тоже очень значимый для меня момент.
Мне просто очень повезло с первым постановщиком, спектакль получился очень классным.

В чем, по-твоему, успех пьесы, и разделяешь ли ты сам тему повседневной эстетики?

Мне самому интересно вглядываться в эстетику повседневности, провинциальность, рассматривать детали. Я во-многом согласен с тем, что эти «менты» говорят «человеку-из-подольска», заставляют его обратить внимание на реальность. Мне все это близко.

Потому что ты смотришь на меня, как на Амстердам, а на нее, как на Подольск! © «Человек из Подольска»

Про успех говорить трудно. Есть причины внешние, как первая успешная постановка. На спектакль сразу обратили внимание, а значит, и на пьесу. Если говорить о самой пьесе, ее полюбили люди самых разных взглядов, от патриотов, которые после спектакля жали мне руки и говорили, что она учит любить Родину и не преклоняться перед Западом. А вот люди, настроенные оппозиционно, увидели метафору насаждения патриотизма и зверств режима.
Люди разных взглядов вчитали в нее свои смыслы, пьеса позволяет разные трактовки и всем понравилась. Я могу только этим объяснить её успех. Ну может потому, что она смешная, прикольная.

Примечание Fitzroy Magazine: А посмотреть пьесу можно в Театр.doc

Немного о грустном. Была поставлена еще одна пьеса «Сережа очень тупой». Почему она прошла не так громко, а отдельные активисты даже выступали против этого названия? Как пришла идея такого совершенно абсурдного сценария?

Я бы не сказал, что пьеса прошла намного тише, она идет во многих театрах, около двадцати, хотя и отстает от «Человека из Подольска».
С «Сережей» получилось очень смешно. Я сижу дома, вдруг — звонок:
— Але
— Это Данилов Дмитрий Алексеевич? Адрес ваш такой?
— Да
— Это курьер, из службы доставки, вам посылочка. Вы сейчас дома? Если я у вас буду в течение часа, вам нормально?

Я так сижу, и думаю, какое интересное выражение «я у вас буду в течение часа» — его можно понять совершенно по-другому. Приезжает курьер, и сидит у тебя целый час. Я стал все это в голове крутить, и пока курьер ехал, уже пьесу придумал.
Что касается названия, тоже была веселая история. В Томске театр находится на центральной площади напротив областной администрации, они сделали огромную афишу «Сережа очень тупой», а губернатора как раз Сергей зовут и якобы был звонок и скандал (правда, официального подтверждения не было). Популярность пьесы возросла в разы. Потом еще в Пскове была история. Пьеса идет в местном драматическом театре, и какая-то женщина обратилась, почему-то, в анти-монопольную службу, с жалобой, что название спектакля оскорбляет человеческое достоинство Сергеев, всех. Глава областного отделения анти-монопольной службы провела с женщиной беседу и объяснила, что имя персонажа случайно, и никаких порочащих Сергеев сведений в постановке нет.

Такой вопрос: почему именно «Сережа», «Саша»? Откуда пошла мода на неполные имена?

Никакой нет загадки. «Сережа очень тупой» просто звучит хорошо, прикольно. Сережа — звучит немного трогательно, слышишь, и хочется улыбнуться. Мне хотелось, чтобы Сережа, который в пьесе, и Сережа, который в романе «Саша, привет!» — были максимально простыми именами.

То есть мы отходим от традиции 19 века с максимально метафоричными именами героев?

Да, например в романе «Саша, привет!» у меня всех героев зовут максимально просто. Кроме одного охранника Никодима, просто, чтобы кто-то отличался.

Тогда давай перейдем к роману. Как он создавался? Не считаешь ли ты его оппозиционно-политическим порывом, как многие решили?

Года три назад я случайно наткнулся на текст Виктора Гюго «Записки приговоренного к смерти». Это известный текст, а Гюго был ярым противником смертной казни.

Мало кого можно назвать ее сторонником.

Да, но и сторонники есть, а во Франции того времени, смертная казнь, конечно, была. Гюго написал этот текст от лица узника, приговоренного к смерти. Шесть недель узник ждет апелляции, она отклоняется, и его везут на повозке в Париж на казнь. В конце описывается «туалет приговоренного», когда с головы сбриваются волосы, отрезается ворот рубахи, чтобы гильотина не застряла, и все это описывается подробно, реалистично. Дальше его должны казнить, но сама казнь не описывается.
Текст меня так эмоционально задел, там была показана эстетическая отвратительность смертной казни. Она может быть справедливой, в чем-то правильной, но Гюго передал свое отвращение к казни, как ритуалу.
Я с удивлением отметил в себе желание написать что-то об этой теме, и начал придумывать смертную казнь в современных условиях — мире скорого будущего, когда она снова появилась.

— То есть я вот так иду, и мне в спину стреляют, да?
— Ну, в общем, да. Вы ничего даже не заметите. Пулемёт разносит человека сразу в клочья, за полсекунды. Вы ничего не почувствуете. Гуманная казнь. Да правда, вы не бойтесь. Раз — и всё. Даже ничего не успеете почувствовать.
— Это я вот так буду каждый день ходить и спиной чувствовать, что сейчас стрельнёт?
— Ну да. Но, знаете, мы наблюдаем за приговорёнными. На самом деле очень быстро привыкают все. © «Саша, привет!»

Блиц-опрос.
Вопрос, который беспокоит всех читателей: пулемет стреляет?

Это неизвестно. У текста открытый финал, убивают героя или нет — пусть каждый подумает и придумает свой вариант.

А ты бы хотел, чтобы он стрелял?

Мне жалко героя.

 В чем успех романа? Он только вышел, но успел нашуметь.

Возможно тем, что тема острая, общественно-значимая. Многих будоражит тема такого «нового тоталитаризма». Думаю, это многих задело.

Думал ли ты сам о политической повестке романа?

Изначально нет, но когда писал понял, что она будет.

Почему «Редакция Елены Шубиной»?

У нас с Еленой давнее сотрудничество, в 2012 году она выпустила мой роман «Описание города». Поэтому была договоренность, когда я наконец-то напишу настоящий роман — такой фикшн — то я ей его предложу. Просто я выполнил договоренность.

Надо ли учиться быть писателем? Драматургом?

Я сам занимаюсь преподаванием литературного мастерства в Creative Writing School, и считаю, что учиться писать имеет смысл. Небесполезно. Хотя и не строго обязательно. Я сам никогда не учился нигде, до всего доходил интуитивно, но вижу, что для многих это полезно. Но надо понимать, что никакие курсы не дадут человеку талант.

У тебя есть талант?

Не знаю, надо у читателей спрашивать.

Дима, было утро, когда ты проснулся с четкой уверенностью: «все, я знаменит».

Пока нет.

А будет?

Посмотрим, я думаю это ещё впереди.

Тогда я желаю тебе только успеха! Спасибо за интервью!

И тебе спасибо!

Стас Литвинов

2