Когда сегодня каждый день читаешь записки врачей и заметки про врачей, когда постоянно видишь фото этих людей в скафандрах, а потом узнаёшь, что и скафандр многих из них не спасает, — поневоле задумываешься о том, как парадоксально и трагично устроена жизнь.
Несколько лет назад, когда в стране только началась так называемая “оптимизация” здравоохранения, я, в собственной жизни близко столкнувшаяся с врачами разных специальностей, и, будучи человеком, совершенно не склонным к разнообразным протестным хождениям по бульварам, — со всем душевным пылом включилась в борьбу врачей за дело их жизни.
Ну, собственно, врачи — и все, кто их поддержал — ожидаемо проиграли тогда.
Против лома нет приёма.
Я с тех пор жила в полной убеждённости, что нашу российскую медицину обрушили навсегда, потому что сколько новейшего оборудования ни закупи, всё равно последнее слово останется за руками врача, который либо знает и умеет, либо не умеет и не знает — и никакое оборудование не спасёт.
Но мне казалось, что так — только у нас, а уж в мире-то!
Оказалось, что не только.
Оказалось вдруг, что медик из спасителя во всём мире был низведён до “лица, предоставляющего услуги”, а медицина из служения, из миссии — до “обслуживания населения”.
Думаю, сейчас, когда эта тенденция больно аукнулась по всей планете — где больше, где меньше, но по всей — отношения мира с врачом как-то изменятся. Мир, возможно, аккуратнее станет относиться и к миссии, и к служению. Хотя кто его знает.
Буквально в первые дни всемирной паники, в марте 2020 года, я посмотрела сериал Павла Костомарова “Эпидемия”.
Сериал, который меня очень напугал и сильно разозлил.
Напугал и разозлил одним и тем же.
Мне показалось, что сериал этот, снятый одним из самых заметных отечественных художников-“диссидентов”, рисует нам картину, внешне очень достоверно сделанную, а по сути — очень далёкую от реальности.
Достоверность как раз и напугала, а несовпадение с реальностью вызвало раздражение.
Кадр из сериала “Эпидемия” | киностудия «КИТ»
В самом деле, — думала я, — разве может так быть в жизни, что появляется кто-то — да хоть бы и родной отец, кто в панике мне крикнет — “Беги!”, и я что, брошу всё и побегу?
Или, наоборот, появятся какие-то якобы представители силовых структур, скажут мне “с вещами на выход”, и я что, вот, как баран, пойду, куда меня погонят, слепо доверившись власти?!
Или прямо вот на глазах происходящее в “Эпидемии” расчеловечивание людей, дрекольем встречающих машину с чужими номерами (с женщинами и детьми!) — тоже меня рассердило, и вопль “пошли вон, москвичи поганые, всё из-за вас!” — не показался мне отображением реально возможной картины мира, а показался “нагнетанием”.
И уж совсем ни в какие ворота не лезло, что интеллигентная воспитанная женщина, которую до дрожи оскорбляла даже элементарная пошлость чужих разговоров — уже неделю спустя спокойно грохнет человека, и даже не испытает дискомфорта: она же защищалась.
Мне это всё тогда показалось заигрыванием с аудиторией ради пущего нагнетания сюжетного напряжения.
Я, допустим, могла бы даже поверить в то, что военные начали бы элементарно расстреливать заразившихся, — но в то, что люди станут убивать за корочку хлебца или просто за желание проехать на машине по их посёлку?!
Ну, нет, невозможно!
Ха!
Оказалось, что всё это смогло моментально воплотиться в реальность по первому же щелчку пальцев.
Прошло совсем не так много времени, и я убедилась в том, что Костомаров и его литературный первоисточник про жизнь и про людей понимали куда больше, чем я.
Я сейчас не стану вспоминать и пересказывать случаи из реальной карантинной жизни (и у нас, и за рубежом, на “цивилизованном Западе”), но они у каждого на слуху.
И вот в этом сериале про то, как мгновенно расчеловечивается человек в ситуации опасности, как лезет из него не самое лучшее, а самое тёмное и постыдное, два персонажа хоть как-то меня примиряли с реальностью.
Врач скорой помощи и медсестра.
Врач, который имел все возможности спастись, а вместо этого поехал в пекло, где у него не было никаких шансов — просто потому, что он — врач.
И медсестра, у которой достало сил, мужества и человечности на самоубийственную попытку спасти чужое, никому не нужное дитя.
Я тогда смотрела на этих двоих — тоже веря и не веря.
Веря, потому что Александр Яценко и Анна Михалкова играют с той мерой достоверности и убедительности, с какой у нас в актёрском цехе кроме них мало кто умеет. А не веря, потому что уже давно всё поняла про то, что “бабло побеждает зло”, и что “каждый за себя”.
Кадры из сериала “Эпидемия” | киностудия «КИТ»
И вот — настала реальность.
И “врачи-убийцы”, про которых ради поднятия тиражей так любили писать газеты совсем недавно, в “мирное время”, то есть буквально несколько месяцев тому назад, сегодня мгновенно превратились во врачей-героев.
И вовсе не потому, что о них так говорят в СМИ, а потому что про них так говорят заболевшие знакомые, и ещё потому, что врачи сами пишут о своих буднях, и рассказывают про эти будни без прикрас и без расхваливания себя, любимых.
И ещё — потому что они гибнут.
И вдруг я задумалась: а как же так?
А почему, когда я была молода, и крайне, крайне скептично и критично ко всему настроена, при слове “врач” у меня на лице расцветала доверчивая и любящая улыбка? Я что, не встречала в детских поликлиниках дур-врачих, которые не понимали, что у меня с ребёнком? Я что, не сталкивалась с мздоимством, с тем, что всё по блату, да мало ли ещё с чем?
Сталкивалась, конечно — не на луне же я жила.
А улыбаться меня заставляло старое доброе советское кино про врачей.
“Степень риска” Ильи Авербаха и “Дорогой мой человек” Иосифа Хейфица. “Каждый день доктора Калинниковой” Виктора Титова и “Открытая книга” Владимира Фетина. “Дела сердечные” Аждара Ибрагимова и “Жил-был доктор” Вячеслава Сорокина.
Да хоть бы и “Неоконченная повесть” Эрмлера, где не только про любовь, а и про врача, и “Попрыгунья” Самсонова по Чехову, где было не только про доктора Дымова, но про русского врача вообще.
Фильмы про докторов добрых и жёстких, сердитых и ласковых, но всегда верных своему долгу, чего бы им эта верность ни стоила.
А потом мы этого “доброго кино-доктора” надолго потеряли.
Нет, в расцветшем разными цветами отечественном сериальном производстве доктора занимали почётное третье место после ментов и бандитов. С этим было всё в порядке.
Сериалов про больницу — каждый второй. Да что там, я и сама как сценарист написала про врачей полтора сериала. Другой вопрос, что я этим сериалам ни на грош не верила и ими совершенно не интересовалась. Потому что сколько бытовых и психологических деталей ни напиши в сценарии, сколько ни изучи материала, а всё равно у умирающих будут прически — волосок к волоску, а всё равно будет важно, не кто кого и как лечит, а кто с кем на работе роман крутит, между делом успевая ещё и полечить немного…
Врач в кино стал не мыслителем, не творцом, не героем и не победителем, а просто “халатоносцем”. Он стал героем-любовником…
Хотя, нет…
Кадры из фильма “Аритмия” | киностудия «СТВ»
Некоторое время тому назад лёд всё же тронулся. По крайней мере, первая трещина в этой ледяной корке определённо появилась.
Я имею в виду фильм Бориса Хлебникова “Аритмия”. Про врача скорой помощи. Вот ровно про того, о каком я все эти годы даже не смела и мечтать.
Про умного и талантливого. Про честного. Про страдающего.
Про “оптимизированного”. Про нищего.
Про настоящего.
И, конечно, сыграл его Александр Яценко. Ох, не случайно он вдруг появился на экране, думается мне теперь…
Вот, сегодня у нас в жизни всё в точности, как в сериале у Костомарова.
Мы сегодня, в обмен на комфорт и безопасность, уже отдали многое — ужасно многое.
Мы — я имею в виду — всё человечество, а не только жители конкретно нашей страны.
Мы добровольно отдали свои гражданские права и свою свободу (хотя на каждом углу клялись и божились, что для нас свобода дороже жизни!). Мы легко уступили свою веру в Бога и потребность в Евхаристии. Мы бросили в одиночестве собственных стариков — разумеется, ради их же безопасности (хотя кто-то из этих стариков так в полном одиночестве и умер)!
Мы вообще всегда умеем оправдать себя любыми высшими соображениями, мы все по самооправданиям — чемпионы мира, можно даже соревнования устроить. Увлекательное могло быть бы зрелище!
Сегодня здоровые чувствуют себя высшей расой рядом с больными: а как же, болеют же не просто так, а потому что делали что-то не то и “неправильно себя вели”? А уж я-то, такой распрекрасный, никогда не заболею!
Переболевшие чувствуют себя элитой рядом с неболевшими: переболевшие зато имеют справки, уже дающие им ряд преимуществ. И, говорят, дадут ещё больше.
Вот и думай теперь, что лучше — болеть или не болеть?
Те, у кого было немного “подкожных накоплений”, потихоньку предавали своих сограждан, таких накоплений не имеющих: не спрашивали “партию и правительство”, что эти люди будут есть, и почему о них некому позаботиться?
Родители детей до семи лет предавали сограждан с детьми постарше: не спрашивали “партию и правительство”, перестают ли просить еду дети старше семи лет?
Им дали, они довольны и помалкивают.
Кадры из фильмов: “Дела сердечные”, “Каждый день доктора Калинниковой”, “Дорогой мой человек” и “Степень риска”
И я не только с надеждой, но и с тайной печалью, и с чисто энтомологическим любопытством жду момента, когда окончится эпидемия — а она же окончится когда-нибудь. Нет, не карантины и не маски, их уже отменили, хотя ситуация с распространением вируса вовсе не стала лучше — а именно эпидемия, ведь вечных эпидемий не бывает.
Мне интересно, как скоро мы все вместе снова предадим наших врачей?
Ну, правда, когда всё это совсем-совсем закончится, и мы, наконец, поймём, что на дворе бушует страшнейший экономический кризис (сейчас, на волне эйфории от выхода из карантина, мы его не вполне ощущаем на себе), и что у многих уже нет вчерашней работы (и неизвестно, когда будет).
Освободятся больничные койки (уже понемногу освобождаются), и в целях общей экономии и общественного блага врачей, скорее всего, снова начнут “оптимизировать”.
Вчерашние герои, как правило, сегодня не нужны… Сколько раз уже так бывало.
Хотя, возможно, про их героизм и их подвиги, про их самопожертвование и гибель в страшных белых скафандрах, снимут несколько сериалов.
Или не несколько, но хоть один-то точно снимут.
Потому что смотреть про боль и страдания — это всегда утомительно.
И хочется побыстрее забыть про это вот всё, и хочется светлого оптимизма, и хочется, чтобы про любовь, и чтоб опять в финале фильма киношные доктор с докторшей тайком целовались в ординаторской.
Ирина Павлова
