Кино про доброго доктора

Когда сегодня каждый день читаешь записки врачей и заметки про врачей, когда постоянно видишь фото этих людей в скафандрах, а потом узнаёшь, что и скафандр многих из них не спасает, — поневоле задумываешься о том, как парадоксально и трагично устроена жизнь.

Несколько лет назад, когда в стране только началась так называемая “оптимизация” здравоохранения, я, в собственной жизни близко столкнувшаяся с врачами разных специальностей, и, будучи человеком, совершенно не склонным к разнообразным протестным хождениям по бульварам, — со всем душевным пылом включилась в борьбу врачей за дело их жизни. 

Ну, собственно, врачи — и все, кто их поддержал — ожидаемо проиграли тогда. 

Против лома нет приёма.

Я с тех пор жила в полной убеждённости, что нашу российскую медицину обрушили навсегда, потому что сколько новейшего оборудования ни закупи, всё равно последнее слово останется за руками врача, который либо знает и умеет, либо не умеет и не знает — и никакое оборудование не спасёт.

Но мне казалось, что так — только у нас, а уж в мире-то!

Оказалось, что не только. 

Оказалось вдруг, что медик из спасителя во всём мире был низведён до “лица, предоставляющего услуги”, а медицина из служения, из миссии — до “обслуживания населения”.

Думаю, сейчас, когда эта тенденция больно аукнулась по всей планете — где больше, где меньше, но по всей — отношения мира с врачом как-то изменятся. Мир, возможно, аккуратнее станет относиться и к миссии, и к служению. Хотя кто его знает.

Буквально в первые дни всемирной паники, в марте 2020 года, я посмотрела сериал Павла Костомарова “Эпидемия”. 

Сериал, который меня очень напугал и сильно разозлил.

Напугал и разозлил одним и тем же. 

Мне показалось, что сериал этот, снятый одним из самых заметных отечественных художников-“диссидентов”, рисует нам картину, внешне очень достоверно сделанную, а по сути — очень далёкую от реальности.

Достоверность как раз и напугала, а несовпадение с реальностью вызвало раздражение.

Кадр из сериала “Эпидемия” | киностудия «КИТ»

В самом деле, — думала я, — разве может так быть в жизни, что появляется кто-то — да хоть бы и родной отец, кто в панике мне крикнет — “Беги!”, и я что, брошу всё и побегу? 

Или, наоборот, появятся какие-то якобы представители силовых структур, скажут мне “с вещами на выход”, и я что, вот, как баран, пойду, куда меня погонят, слепо доверившись власти?!

Или прямо вот на глазах происходящее в “Эпидемии” расчеловечивание людей, дрекольем встречающих машину с чужими номерами (с женщинами и детьми!) — тоже меня рассердило, и вопль “пошли вон, москвичи поганые, всё из-за вас!” — не показался мне отображением реально возможной картины мира, а показался “нагнетанием”. 

И уж совсем ни в какие ворота не лезло, что интеллигентная воспитанная женщина, которую до дрожи оскорбляла даже элементарная пошлость чужих разговоров — уже неделю спустя спокойно грохнет человека, и даже не испытает дискомфорта: она же защищалась.

Мне это всё тогда показалось заигрыванием с аудиторией ради пущего нагнетания сюжетного напряжения.

Я, допустим, могла бы даже поверить в то, что военные начали бы элементарно расстреливать заразившихся, — но в то, что люди станут убивать за корочку хлебца или просто за желание проехать на машине по их посёлку?! 

Ну, нет, невозможно!

Ха!

Оказалось, что всё это смогло моментально воплотиться в реальность по первому же щелчку пальцев.

Прошло совсем не так много времени, и я убедилась в том, что Костомаров и его литературный первоисточник про жизнь и про людей понимали куда больше, чем я.

Я сейчас не стану вспоминать и пересказывать случаи из реальной карантинной жизни (и у нас, и за рубежом, на “цивилизованном Западе”), но они у каждого на слуху.

И вот в этом сериале про то, как мгновенно расчеловечивается человек в ситуации опасности, как лезет из него не самое лучшее, а самое тёмное и постыдное, два персонажа хоть как-то меня примиряли с реальностью.

Врач скорой помощи и медсестра.

Врач, который имел все возможности спастись, а вместо этого поехал в пекло, где у него не было никаких шансов — просто потому, что он — врач.

И медсестра, у которой достало сил, мужества и человечности на самоубийственную попытку спасти чужое, никому не нужное дитя.

Я тогда смотрела на этих двоих — тоже веря и не веря. 

Веря, потому что Александр Яценко и Анна Михалкова играют с той мерой достоверности и убедительности, с какой у нас в актёрском цехе кроме них мало кто умеет. А не веря, потому что уже давно всё поняла про то, что “бабло побеждает зло”, и что “каждый за себя”.

Кадры из сериала “Эпидемия” | киностудия «КИТ»

И вот — настала реальность.

И “врачи-убийцы”, про которых ради поднятия тиражей так любили писать газеты совсем недавно, в “мирное время”, то есть буквально несколько месяцев тому назад, сегодня мгновенно превратились во врачей-героев.

И вовсе не потому, что о них так говорят в СМИ, а потому что про них так говорят заболевшие знакомые, и ещё потому, что врачи сами пишут о своих буднях, и рассказывают про эти будни без прикрас и без расхваливания себя, любимых.

И ещё — потому что они гибнут. 

И вдруг я задумалась: а как же так? 

А почему, когда я была молода, и крайне, крайне скептично и критично ко всему настроена, при слове “врач” у меня на лице расцветала доверчивая и любящая улыбка? Я что, не встречала в детских поликлиниках дур-врачих, которые не понимали, что у меня с ребёнком? Я что, не сталкивалась с мздоимством, с тем, что всё по блату, да мало ли ещё с чем?

Сталкивалась, конечно — не на луне же я жила.

А улыбаться меня заставляло старое доброе советское кино про врачей.

“Степень риска” Ильи Авербаха и “Дорогой мой человек” Иосифа Хейфица. “Каждый день доктора Калинниковой” Виктора Титова и “Открытая книга” Владимира Фетина. “Дела сердечные” Аждара Ибрагимова и “Жил-был доктор” Вячеслава Сорокина.

Да хоть бы и “Неоконченная повесть” Эрмлера, где не только про любовь, а и про врача, и “Попрыгунья” Самсонова по Чехову, где было не только про доктора Дымова, но про русского врача вообще.

Фильмы про докторов добрых и жёстких, сердитых и ласковых, но всегда верных своему долгу, чего бы им эта верность ни стоила.

А потом мы этого “доброго кино-доктора” надолго потеряли.

Нет, в расцветшем разными цветами отечественном сериальном производстве доктора занимали почётное третье место после ментов и бандитов. С этим было всё в порядке.

Сериалов про больницу — каждый второй. Да что там, я и сама как сценарист написала про врачей полтора сериала. Другой вопрос, что я этим сериалам ни на грош не верила и ими совершенно не интересовалась. Потому что сколько бытовых и психологических деталей ни напиши в сценарии, сколько ни изучи материала, а всё равно у умирающих будут прически — волосок к волоску, а всё равно будет важно, не кто кого и как лечит, а кто с кем на работе роман крутит, между делом успевая ещё и полечить немного…

Врач в кино стал не мыслителем, не творцом, не героем и не победителем, а просто “халатоносцем”. Он стал героем-любовником…

Хотя, нет… 

Кадры из фильма “Аритмия” | киностудия «СТВ»

Некоторое время тому назад лёд всё же тронулся. По крайней мере, первая трещина в этой ледяной корке определённо появилась.

Я имею в виду фильм Бориса Хлебникова “Аритмия”. Про врача скорой помощи. Вот ровно про того, о каком я все эти годы даже не смела и мечтать.

Про умного и талантливого. Про честного. Про страдающего. 

Про “оптимизированного”. Про нищего. 

Про настоящего.

И, конечно, сыграл его Александр Яценко. Ох, не случайно он вдруг появился на экране, думается мне теперь…

Вот, сегодня у нас в жизни всё в точности, как в сериале у Костомарова. 

Мы сегодня, в обмен на комфорт и безопасность, уже отдали многое — ужасно многое. 

Мы — я имею в виду — всё человечество, а не только жители конкретно нашей страны. 

Мы добровольно отдали свои гражданские права и свою свободу (хотя на каждом углу клялись и божились, что для нас свобода дороже жизни!). Мы легко уступили свою веру в Бога и потребность в Евхаристии. Мы бросили в одиночестве собственных стариков — разумеется, ради их же безопасности (хотя кто-то из этих стариков так в полном одиночестве и умер)! 

Мы вообще всегда умеем оправдать себя любыми высшими соображениями, мы все по самооправданиям — чемпионы мира, можно даже соревнования устроить. Увлекательное могло быть бы зрелище!

Сегодня здоровые чувствуют себя высшей расой рядом с больными: а как же, болеют же не просто так, а потому что делали что-то не то и “неправильно себя вели”? А уж я‑то, такой распрекрасный, никогда не заболею!

Переболевшие чувствуют себя элитой рядом с неболевшими: переболевшие зато имеют справки, уже дающие им ряд преимуществ. И, говорят, дадут ещё больше.

Вот и думай теперь, что лучше — болеть или не болеть?

Те, у кого было немного “подкожных накоплений”, потихоньку предавали своих сограждан, таких накоплений не имеющих: не спрашивали “партию и правительство”, что эти люди будут есть, и почему о них некому позаботиться? 

Родители детей до семи лет предавали сограждан с детьми постарше: не спрашивали “партию и правительство”, перестают ли просить еду дети старше семи лет? 

Им дали, они довольны и помалкивают.

Кадры из фильмов: “Дела сердечные”, “Каждый день доктора Калинниковой”, “Дорогой мой человек” и “Степень риска”

И я не только с надеждой, но и с тайной печалью, и с чисто энтомологическим любопытством жду момента, когда окончится эпидемия — а она же окончится когда-нибудь. Нет, не карантины и не маски, их уже отменили, хотя ситуация с распространением вируса вовсе не стала лучше — а именно эпидемия, ведь вечных эпидемий не бывает.

Мне интересно, как скоро мы все вместе снова предадим наших врачей?

Ну, правда, когда всё это совсем-совсем закончится, и мы, наконец, поймём, что на дворе бушует страшнейший экономический кризис (сейчас, на волне эйфории от выхода из карантина, мы его не вполне ощущаем на себе), и что у многих уже нет вчерашней работы (и неизвестно, когда будет).

Освободятся больничные койки (уже понемногу освобождаются), и в целях общей экономии и общественного блага врачей, скорее всего, снова начнут “оптимизировать”.

Вчерашние герои, как правило, сегодня не нужны… Сколько раз уже так бывало.

Хотя, возможно, про их героизм и их подвиги, про их самопожертвование и гибель в страшных белых скафандрах, снимут несколько сериалов.

Или не несколько, но хоть один-то точно снимут.

Потому что смотреть про боль и страдания — это всегда утомительно. 

И хочется побыстрее забыть про это вот всё, и хочется светлого оптимизма, и хочется, чтобы про любовь, и чтоб опять в финале фильма киношные доктор с докторшей тайком целовались в ординаторской.

Ирина Павлова

Ирина Павлова